Стой, Томочка, ты дала папе честное слово, что больше не будешь делать необдуманных поступков и судить обо всем сгоряча, как тебе иногда свойственно. И он даже повторил тебе с десяток своих любимых поговорок, афоризмов и собственных изречений на этот случай и велел повторять их как мантру, прежде чем ты решишь прыгать на амбразуру.
Тут я вспомнила прощание с отцом и тяжело вздохнула. Он замечательно держался всю эту ночь, мой папа, так и не захотевший прилечь отдохнуть.
— Потом отосплюсь, — сказал вроде как в шутку, — выкушаю в одну харю бутылёк и завалюсь в гостинице на трое суток.
Но я очень боялась, что он и в самом деле способен так поступить, хотя никогда раньше такого за ним не замечала. Однако ничего не сказала, отлично понимая, что не имею на это никакого права. Я человек взрослый и он не стал на меня давить, но это предполагало и ответное доверие. Отец всегда считал, и я была с ним солидарна, что самые мерзкие отношения между людьми, это когда одному позволено все, а другому — ничего. И неважно, кто это люди, супруги, родственники или друзья.
Он и правда устроил все наилучшим образом, посидел немного за столом с моими хозяевами, потом извинился за то, что планы поменялись и нам придется уехать. Вручил клочок бумаги, где записал все номера и адреса и присовокупил к нему несколько бумажек с водяными знаками.
И хотя Марина пыталась от денег отказаться, ей это, разумеется, не удалось. А потом такси отвезло нас в Недвиговку, где папа мигом нашел свободную комнату с отдельным входом. Мы просидели в ней почти до рассвета, и потом отправились в Танаис. Но идти до конца я папе запретила, и потому он распрощался со мной, не доходя до Танаиса, под любопытными взглядами хозяев первых выгнанных на утренний холодок буренок.
Затем махнул первой попавшейся машине, идущей в сторону Ростова, забросил сумку, посмотрел на меня еще раз, сел и уехал. На этой детали я настояла особо, больше всего боясь, что папу начнут таскать за мое исчезновение. А потом я брела по почти пустынной дороге, беззаботно помахивая купленным в ночнике пакетом с альбомом и грифелями, и глотала слезы, пока неизвестно откуда налетевший ветерок не обернулся темнотой распахнувшегося под ногами провала.
— Таресса?! — сквозь стук в дверь донесся встревоженный голос мага, — с тобой все в порядке?
— Иду уже, — недовольно фыркнула я, плеснула в лицо холодной водой, осторожно промокнула полотенцем, и резко распахнула дверь, — кто тебя воспитывал, что ты считаешь допустимым ломиться к приличным девушкам в ванную?
— Да при чем тут девушки… — маг как-то слишком подозрительно всматривался в мое лицо, и мне стало любопытно, а чего он ждал там увидеть?
— А, так ты и к мальчикам так рвешься?! — Вспомнив, что лучший бой, это тот, который ведешь на поле противника, сделала я огромные глаза.
— Что?!
Пока он приходил в себя, я успела дойти до середины комнаты и осмотреться внимательнее. Нет, не подвело меня первое впечатление, очень удобная комнатка. Но совсем не прямоугольная, некоторые стены скруглены. Кровать стоит у правой от входа стены и рядом, в переднем углу, зеркало, стульчик и массивная тумбочка типа «комод». А в ближнем к двери углу — настоящий платяной шкаф, хоть и узкий, но высокий и с ящиками снизу. Прямо напротив входной двери французское окно, и как мне кажется, там вроде и балкончик имеется?
В противоположном от зеркала углу стоит настоящая конторка, а напротив кровати очаг типа «камин». Возле него, спинкой к конторке, небольшой диванчик, а напротив него два кресла. И между ними тот самый столик, где маг небрежно приткнул поднос с едой. Довольно глубокий и широкий такой поднос.
Заключает обстановку комнаты та самая дверка, из которой я вышла, и вешалка между ней и входной дверью. Ну и все, еще большой ковер перед кроватью, толстый такой, но явно не новый. Но в остальном всё замечательно и нравится мне тут гораздо больше, чем во дворце. Если только…
Я резко развернулась, почти дойдя до стола, и мимо мага направилась в другую сторону, к входной двери.
— Таресса! — пискнул Тер.
— Я уже четырнадцать дней как Таресса, — спокойно ответила я ему, — и даже немного привыкла. А ты все никак привыкнуть не можешь.
Осмотрела дверь, недовольно хмыкнула и сердито толкнула её ногой. Да что же это такое! Опять засова нет!
От удара дверь распахнулась, и кто-то невидимый возмущенно вскрикнул. А потом, когда на него упал из комнаты свет, и мужчина понял, что его видят, и рассмотрел, кто перед ним стоит, распрямился, как-то виновато поежился и спрятал глаза.
Я захлопнула перед его носом дверь, прошла к дивану, села, подвинула поднос и стала задумчиво изучать его содержимое. Наконец, определившись, насыпала в чашку кофе, залила кипятком и накрыла тарелочкой. Не лучший способ, но просить вскипятить напиток, когда четко повторяешь про себя папины заповеди, как-то не с руки. Кстати, а что сделал бы папа в такой ситуации?
Ну вот, мне даже стыдно стало. Он определенно не подал бы и виду, что удивился, вежливо поздоровался и осведомился, чем обязан. А я просто дверь перед носом захлопнула, как примитивно. И исправлять поздно, это уже будет выглядеть совершенно не так, как должно. Не ехидной вежливостью, а слабостью.
— Таресса… — осторожно спросил Терезис, так и стоя посреди комнаты и замялся, — ты ничего не хочешь спросить?
— А тебе так не терпится выдать всю ту дезу, которую приготовили для меня Балисмус и Дэсгард? — я как раз закончила мазать маслом и медом пышную свежую лепешечку, посмотрела на него удивленно и осторожно откусила.