— Таресса… — в который раз безнадежно воззвал блондин к моей рассудительности, словно не замечая, что она благополучно издохла, — всё не так, совсем не так, как представляется с первого взгляда…
— Да? — едко фыркнула я, закипая все сильнее, — А ты думаешь, что-то понятнее на второй, или третий взгляд?! Толпа повелителей, которые то служат простыми лекарями и охранниками, а то ходят с масками на морде по спальням пленниц? Или темноволосые служанки, которые этими повелителями вертят, как хотят? Или подсадные избранницы, которые ловко направляют новеньких туда, куда вам выгодно? Или ты сам, с чего-то решивший, что после того, как я сказала тебе — нет, можно попытаться пойти другим путем?! Накормить меня отравленной рыбой, напялить порнографическую тряпку и заманить в эту беседку?
— Что?! — потрясенно выдохнул он, — ты… меня узнала? Но как? И Таресса… всё не так… совсем не так… и какая еще рыба?
— Спроси у своей сообщницы Лотти, — зло отрезала я, уверенная, что не ошибаюсь, — кстати, порнографическое платьице я ей подарила… ей пойдет. А теперь пропусти меня, пора возвращаться в камеру.
— Подожди, — он все-таки схватил меня за руку и резко развернул к себе, — я всё объясню…
— А я не желаю слушать! Нет, нет и нет! Слово зейры! — в запале рявкнула я, почти с ненавистью глядя блондину в лицо.
И просто оцепенела, рассмотрев безудержное отчаяние, исказившее его смазливые черты.
— Что ты наделала… — еще едва слышно шептал он, а я уже каким-то неведомым чувством понимала, что сейчас что-то произойдет.
Не может не произойти, потому что четыре мужские фигуры, торопливо шедшие по направлению к нам от дворца, выглядели очень решительно и впечатляюще.
В постепенно гаснущих отсветах закатного солнца сразу бросался в глаза резкий контраст их внешнего вида, вызывая в моей душе быстро сменяющиеся противоположные чувства. От надежды до тихого ужаса. Двое из приближающихся, были в легко узнаваемых белых одеждах, однако на их лицах не было таинственных масок.
А вот двое других, шедших очень уверенно и властно, были одеты в не менее знакомые черные костюмы с серебряной вышивкой.
И что самое странное, всех четверых я уже знала, хотя бы визуально.
— Я тебя найду, все равно найду, — торопливо и жарко шептал за моей спиной блондин, — ты только жди.
— Отойди от нее, Найкарт, — сухо приказал эрг Дэсгард, подходя к нам, — слово сказано.
Протянул руку и коснулся моей щеки, отчего в душе сразу улеглось раздражение, и появилась непонятная апатия.
— Но она не про то говорила! — Еще пытался спорить блондин, однако я не расслышала в его голосе никакой уверенности.
— Не имеет значения, — набрасывая на меня знакомый бесформенный серый капюшон с вуалью, тихо возразил Терезис, — условия соблюдены и договор вступает в силу.
— Но тот раз не считается, вы же сами её подставили, — от отчаяния Найкарт готов был раскрыть все известные ему тайны, но сородичи не дали.
— Ты слишком упрям, — резко оборвал блондина похожий на него мужчина, который, судя по плотной фигуре и движениям, признал нас в день осеннего бала избранницами, — тебе советовали не спешить. Она сказала слова зейры Лотти. А ты теперь — любуйся вот на это!
Он мотнул головой и его спутник, лекарь с конопатыми руками, мрачно хмурясь, подал Найкарту мой альбом.
Мне правда, стало очень жаль блондина в этот момент при воспоминании о том, что я там намалевала. Но ничего сказать или сделать я уже не могла, снова ощущая себя марионеткой, способной ходить и говорить только по приказу мага.
— Иди за мной, — равнодушно приказал этот гад, и я покорно пошла вслед за ним вглубь сада, слыша шаги идущего за мной Терезиса и ощущая спиной пристальные взгляды светловолосых мужчин.
Ну, и вот чего, спрашивается, мне не жилось спокойно в этом прекрасном дворце?
Почему даже на миг не заподозрила, что может быть какой-то лимит на заветные слова? После которого меня просто вернут хозяину, как не поддающееся дрессуре животное?
И может, даже не насовсем вернут, а только на период дрессировки? И теперь я сполна откушаю прелестей сурового воспитания непокорных наложниц?
Или того хуже, конвоируют назад, к зейру Жантурио? И придется мне работать сразу на двух должностях, ночью наложницей хозяина, а днем — Шахрезадой для его сыновей?!
Топая под тихое жужжание собственных ехидных мыслей, я не заметила, как мы дошли до ограды. Вернее, до маленькой, металлической калитки, встроенной в каменную стену в два человеческих роста. Дэсгард достал из кошеля, висевшего на поясе, ключ, отпер калитку, пропустил сначала нас, оглянулся, вышел сам и запер калитку за собой.
Осторожно осмотрев местность из-под вуали, понимаю, что мы стоим на узкой улочке, типичной для тихой окраины восточных городов. Вокруг высокие глухие заборы, за которыми течет мирная жизнь. Курятся кое-где дымки очагов, слышен детский плач и тихая мелодия, то ли дудки, то ли флейты.
Тихое цоканье копыт пары лошадок, впряженных в небольшую серую карету, ни капли не насторожило и не встревожило моих конвоиров. И только когда лошадки замерли возле нас, я догадалась, что это и есть транспорт, на котором меня увезут в неизвестность.
Как выяснилось, я была права, вскоре я уже сидела на заднем сиденье рядом с Терезисом, а Дэсгард полулежа, устроился напротив, и, прикрыв глаза, продремал почти два часа, пока мы куда-то ехали. За маленьким оконцем, в которое мне никто не запретил смотреть, за это время совсем стемнело, и дорогу освещали только редкие и тусклые фонари.